«Волжская коммуна» — Михаил Морозов: Моя задача — делать свою работу хорошо
11 мая в Филармонии состоится концерт, посвященный 20-летию творческой деятельности обладателя премии и золотой медали им. М.Ломоносова за вклад в Отечественную культуру и искусство, заслуженного артиста Республики Ингушетия, Михаила Морозова — исполнителя очень широкого профиля. В преддверии этого события музыкант рассказал «ВК» о своем пути в музыке, о том, что такое «формат» и «неформат» и что происходит с российской музыкальной (да и не только музыкальной) культурой.
Как вы пришли в музыку?
Творческие люди не выбирают профессию, скорее, профессия выбирает их. Тот, кто осознает в себе какие-то способности, а самое главное, непреодолимое желание что-то делать публично с элементами творчества, тот уже обречен на это. Знаете, в конце 1980-х были самодеятельные кружки — вокальные, актерские и т. д. Вот и я также пришел в кружок самодеятельности, который возглавляла выпускница консерватории по вокалу Марина Сницер. Она меня послушала, сказала, что у меня хороший голос. В конце концов она стала моей крестной матерью, убедила, что я должен заниматься вокалом профессионально. Далее я участвовал в конкурсах, поступил сначала в
музыкальное училище, потом, уже после армии, в Академию культуры, где я был первым студентом, поступившим на отделение «Сольное академическое пение». Выпускались мы вдвоем с Михаилом Губским, ныне солистом Большого театра.
После окончания Академии, я не пошел в оперные певцы, а избрал путь концертного исполнителя. До сих пор считаю, что это был правильный выбор. Любой жанр — это некие рамки, а для меня, как для концертного исполнителя, рамок просто нет. Я пою и эстраду, и классику, и камерную музыку, и песни под гитару, и джаз, и блюз. У меня больше возможностей, шире палитра, которой я могу пользоваться.
Что все-таки было первым импульсом — петь хотелось? Или было какое-то музыкальное явление, вдохновившее вас?
Я серьезно начал заниматься музыкой в юношеском возрасте. Поначалу это было просто желание производить благоприятное впечатление на прекрасную половину человечества. Но, когда я взял в руки гитару и попытался что-то спеть, мне захотелось продолжать развиваться. В начале восьмого (теперь это девятый) класса состоялся мой первый выход на сцену с гитарой, и я понял, что мне это нравится, я себя комфортно чувствую на сцене.. Дальше уже начала появляться ответственность, осознание серьезных творческих вопросов… А вначале все было, конечно, гораздо прозаичнее.
Существовать без прикрытия большой организации, вероятно, тяжело. Но при этом у вас так много гастролей…
Да, несмотря на все сложности, которыми окружены артисты, не примыкающие к большим структурам, я гастролирую. Все мои гастроли в основном организует Арт-шоу центр Михаила Морозова. Его задача — не только организовать мое продвижение, но и концерты с привлечением других артистов самарской области. Директор и основатель этого центра — Марина Жукова, она просто незаменимый человек, правая рука.
Недавно я ездил во Владивосток, пел для приморского соединения воздушно-космической обороны. Это был благотворительный концерт. Я вообще очень много стараюсь заниматься благотворительностью. В Самаре каждое лето мы даем целую серию концертов вместе с симфоническим оркестром Филармонии под управлением народного артиста РФ Михаила Щербакова. Также я состою в попечительском совете госпиталя ветеранов войн. Мы организуем концерты и в госпитале, и в подшефных районах области…
Я вижу, у вас многое связано с военной темой — гусарские песни, казачьи…
Я бы сказал, что это не военная, а патриотическая тема. Понимаете, люди, которые родились в СССР, немного по-другому заточены. Ощущая себя человеком, который родился в этой стране, я стараюсь пропагандировать ее культуру и традиции. Казачество — одна из них. Недавно вышел диск моих гусарских и казачьих песен. Мне удалось найти несколько забытых произведений, я их исполнил наряду со знакомыми многим песнями. Что-то сам сочинил в этом стиле. Скажу честно, я исполняю эти песни не в традициях народной культуры, а в профессиональной аранжировке. Вообще я никогда не беру готовые аранжировки, всегда делаю свою версию, и для этого сотрудничаю с лучшими музыкантами Самары и Москвы.
За программу казачьих песен атаманом Волжского казачьего войска мне было присвоено звание войскового старшины (подполковник). Выдана форма с лампасами, а от советника президента РФ по вопросам казачества — крест третьей степени за заслуги перед казачеством. Это конечно, очень приятно.
Я был и в Мурманске на подводной лодке, и на Камчатке, где стоит подводный крейсер «Самара», пел для всей дивизии подводников.
И какие же песни нравятся подводникам?
Подводники испытывают дефицит эмоций, поэтому они более открыты. Когда я исполнял веселые песни, они смеялись до слез, когда, уже после официального концерта мы сидели на берегу Тихого океана у костра, я пел им ромасы, и видел, как их до слез трогает эта музыка.
Чем вы руководствуетесь, подбирая репертуар? Это некое видение запроса публики, формата?
Все что я делаю сегодня — «неформат». Я стараюсь делать все искренне. Я люблю живое звучание, живые инструменты, живой бэк-вокал. Это главный мой приоритет. С оркестром я зачастую вообще пою без микрофона.
Для концерта в Филармонии будет какая-то специфическая программа?
Конечно, очень много будет нового. Внутренне я этот концерт адресую моему главному педагогу по вокалу Петру Ильичу Конышеву. Это был солист нашего театра, великолепный педагог, получивший замечательное образование в традициях русской школы пения. Его учитель в свое время пел в дуэте с Шаляпиным. Представляете, какая эстафета! К сожалению его уже нет, но он всегда в моем сердце. Многие произведения, которые я буду исполнять, я готовил еще с ним.
Русская школа пения позволяет исполнять очень разную музыку. Я специально отобрал для этого концерта произведения и Моцарта, и Россини, и Бородина, Глинки, и Чайковкого, Рахманинова. Это самые популярные произведения в классике. На Западе редко кто позволяет себе такую широту. Как правило, певец, исполняющий Моцарта, не поет Верди. Прозвучит и легкая камерная музыка — романсы, неаполитанские песни. На них публика реагирует почти как на рок-концерте, потому что итальянская музыка очень близка нам по форме, по глубине. Вообще музыка, это интернациональный язык, который не требует перевода — если конечно, зритель не боится открыться и работать вместе с исполнителем.
Кто же это зритель, не боящийся сейчас слушать оперные арии? Это в основном старшее поколение?
В основном да — и это не удивительно, учитывая обстановку в нашей культуре. Ведь миллионы выдающихся творческих людей в 1990-е уехали из страны. Нынешнее поколение выросло на музыке, которая как жевательная резинка, среди них сложно найти своего слушателя. Но, к моему удивлению, я вижу большой процент совсем юных зрителей на концертах. Думаю, мне в этом помогает эстрадная музыка. Те, кому понравились мои песни под гитару, потом интересуются, что я еще пою. Я много об этом думаю, стараюсь расширять круг своих слушателей. Страшно представить, что через 20-30 лет эти люди, вспоминая свою молодость, будут слушать шансон или Тимати.
Вообще сегодня и общемировая тенденция довольно печальная. Но такой ситуации, как у нас, нет нигде. Страна — лидер в плане вокального и исполнительского искусства, плетется в хвосте. Поэтому, одним из условий, на которых я принял предложение дать этот концерт, было требование сделать недорогие билеты, чтобы прийти послушать меня смогли самые разные люди. Я надеюсь, что моя форма подачи будет доступна даже для неподготовленного слушателя.
У вас такая специфичная ниша. Вроде и в эстраде вы не свой, и в роке, и в опере…
Думаю, вы просто плохо себя представляете музыкальную ситуацию. Наоборот, Андрей, специфичны ваши вкусы. Мне кажется, я примерно представляю, какую музыку вы слушаете. Ваше поколение выросло на русском роке. С моей точки зрения такого явления вообще не существует. На западе рок — это в первую очередь музыка. А у нас люди из других профессий, едва научившись играть, заполонили сцены. Я очень уважаю Петра Мамонова как артиста, но то, что он делает на концертах, — это шизофрения, которая к музыке никого отношения не имеет. Человек должен развивать свои вкусы. Мне очень грустно, что многие взрослые люди слушают одно и то же, например, бардовскую песню. Я сам поклонник бардовской песни, исполняю классику этого жанра, но зацикливаться на одном — это странно. Мир очень многообразен.
Человек, который слушает разную музыку, читает разные книги, обладает объемным восприятием мира. Тогда он приходит ко мне на концерт и у него появляются буквально видения. Музыка навевает определенные образы. Ради этого все искусство и было придумано — погрузить человека в другой мир. Существует афоризм: «блюз — это когда хорошему человеку плохо, а джаз — когда хорошо». Я от себя продолжил: «попса — это когда плохому человеку хорошо».
Сейчас у нас пропагандируется шансон. Я не имею ввиду настоящий шансон, это городской романс, прекрасная музыка, а как сказал Макаревич: «блатняк окрестили шансоном».
Я понимаю, что-то заложено генетически, у нас вся страна сидела, но сколько можно. Сегодня интеллигенции как класса просто не существует, есть интеллигентные люди. По-настоящему интеллигентный человек мог, например, не подать руки царю, если он с ним не согласен. Сегодня этого духа интеллигенции практически не осталось. Именно культура и духовность могут его возродить. Культура может сделать людей не только добрее, но и более решительными. Человек, воспитанный на великой русской поэзии, знает, зачем идти в армию, ему есть что защищать. Он не будет называть лохами тех, кто защищает свою Родину.
Можете назвать современных музыкантов, которые вам интересны?
Их просто огромное количество. Недавно мы с Мариной были в Казани на концерте Стинга, получили огромное удовольствие. Я такую музыку не исполняю, эти произведения просты с точки зрения вокала, но как музыкант я люблю такую музыку. Конечно, я вырос на музыке «Битлз». Но современная западная поп-культура мне тоже интересна. Я прослушиваю все, начиная от Бьёнси, кончая Тимберлейком. Мне интересны Шакира и Пинк. Это очень интересно сделано, это огромный труд целой команды: постановщик, хореограф, аранжировщик…
К сожалению, в нашей стране всех гребут под одну гребенку, очень мало появляется интересных исполнителей. Все заточено на коммерцию… На российской эстраде я бы выделил Лепса, он мне интересен.
Ну вот тот же Гребенщиков — это же явно не коммерция…
Да, в русском роке есть люди очень талантливые. Но их музыкальный уровень и подача мне как профессионалу не интересны. А тексты их все равно не дотягивают до уровня большой поэзии. Ради текстов я лучше возьму почитаю Бродского. Хотя, конечно, их энергетика заставляет слушать, восхищаться. Я стараюсь что-то подобное привносить в свое исполнение классической музыки. Искусство, конечно, не должно быть скучным.
Вы много выступали за рубежом. Отличается ли западная публика от нашей?
Это более подготовленный зритель. Он судит по твоему реальному мастерству, а не по тому, насколько ты знаменит. Если он видит, что ты умеешь что-то делать, он воспринимает тебя с полной отдачей. У меня были концерты в Европе, когда после первых 10-15 минут зрители апплодировали стоя. В России надо быть очень крупной звездой, чтобы что-то подобное случилось, потому что люди не доверяют своему вкусу, они ориентируются на твой статус.
Я уже говорил, что для того, чтобы воспринимать ту или иную музыку надо иметь слуховой опыт. Нас в детстве мучили классической музыкой, заставляли читать Толстого и Достоевского. Безусловно, в школе мне было трудно воспринимать классику, я еще не был готов. Но со временем я вернулся к этим произведениям, поотому что база была заложена в юном возрасте. Сегодня она, к сожалению, не закладывается.
Вы видите лично для себя возможность что-то изменить в этой системе?
Я думаю, что каждый не должен ни на что настраиваться и подстраиваться. Каждый должен заниматься своим делом. Если я получаю удовольствие от искренности того, что я делаю, кого-то это сможет зажечь. Моя задача — делать свою работу хорошо. И тогда я смогу сделать кого-то немного счастливее. Если почитаете гостевую книгу на моему сайте, увидите, что это действительно так. А если хотя бы нескольких людей я смог сделать более добрыми, отзывчивыми, значит, день прошел не зря. Как в расписании у Мюнхаузена: «12 часов — подвиг».
Текст: Андрей Рымарь